Еврейские погромы в польше. Еврейские корни. Расследования в XXI веке

Агрессивный антисемитизм в Польше имеет давнюю историю, он активизировался после оккупации польских территорий гитлеровскими войсками и продолжился после окончания Второй мировой войны, в том числе - Краковский погром 11 августа 1945 года, который удалось прекратить только вмешательством Советской армии.


Самый крупный послевоенный погром в Польше произошёл в городе Кельце.Кельце - административный центр воеводства, город средней величины в Центральной Польше. До нацистской оккупации треть населения этого города была этническими евреями - около 20 тыс. человек. После окончания войны в Кельце оказалось около 200 евреев - 1% от численности довоенного еврейского населения города. Это были в основном, вернувшиеся на свою беду в родной город, бывшие узники нацистских концлагерей.

О «причине» погрома написано в Википедии:

«Поводом для начала погрома стало исчезновение восьмилетнего мальчика Генрика Блашчика. Он исчез 1 июля 1946 года и возвратился через два дня, рассказав, что его похитили евреи и, спрятав, намеревались убить (позже в ходе расследования выяснилось, что мальчик был отослан отцом в деревню, где его научили, что он должен рассказывать)».

Этот мальчик указал на еврейское общежитие в здании на улице Планты, 7, где располагался еврейский комитет и организация «Сионистская молодёжь», как на дом, в подвал которого его заточили. Полицейские отправились туда с обыском, ничего не обнаружили, но зверски избили нескольких бывших узников «лагерей смерти». По Кельце поползли слухи о том, что, якобы, несколько польских детей заточены в подвалах «еврейского» дома.

Утром 4 июля 1946 года у здания общежития стали собираться польские горожане, скандирующие антисемитские лозунги:

«Смерть евреям!»,

«Закончим работу Гитлера!»

Злоба возрастала, и разбивая стёкла в доме, разъярённая толпа во главе с полицейским Владиславом Блахутом ворвалась в общежитие и начала избиение евреев. Несчастных, среди которых были беременные женщины и маленькие дети, забивали камнями, железными прутьями, палками…

Погром охватил весь город, тысячи человек участвовали в зверствах. Погромщики блокировали, проходящую через Кельце железную дорогу, вытаскивали евреев из остановленных поездов и - забивали насмерть… На совести погромщиков - многие десятки жизней (47 евреев - только жители Кельце), свыше 50-ти было ранено. Беспорядки удалось подавить лишь специально присланными из Варшавы воинскими частями.

Затем состоялись похороны растерзанных, и - спешный показательный судебный процесс, где 9 из 12 обвиняемых были приговорены военным трибуналом к смертной казни. Приговоры были приведены в исполнение уже 12 июля 1946 года…

Погром в Кельце стал причиной массовой эмиграции евреев из Польши. К середине шестидесятых годов количество проживающих в Польше евреев было менее одного процента от их довоенного количества, то есть около 35 тысяч человек. В 2002 году в Польше насчитали в перепись всего 1133 еврея...

Интервью с автором книги «Города смерти: соседские еврейские погромы» Мирославом Трычиком (Mirosław Tryczyk).
Newsweek Polska: Книга «Соседи» Яна Томаша Гросса (Jan Tomasz Gross) вышла 15 лет назад. Все эти годы мы жили в уверенности, что убийство поляками 300 еврейских соседей в Едвабне — это чудовищное, но единичное событие.

— Кто этим занимался?

— Поляки. 17 сентября 1939 года по пакту Молотова — Риббентропа территорию Подляшья занял СССР. Там появилось стихийное партизанское движение, народное подполье, которое не было связано с Армией Крайовой. Таких отрядов со своей иерархией, структурой, оружием и антикоммунистическими убеждениями было много. 22 июня 1941 года, когда Третий рейх напал на СССР, русские отступили, а по этим территориям проехали немцы, на несколько часов остановившись в некоторых населенных пунктах. Они отдали приказ сформировать местную власть и поехали дальше на фронт, к Минску. На этой ничейной земле власть взяли в свои руки партизаны, которые создали подразделения милиции, народной дружины, о которых Гросс не упоминает ни единым словом.

— Партизаны чувствовали себя ответственными за поддержание порядка на этих территориях.

— И считали, что должны расправиться с евреями и теми людьми, которые сотрудничали с советской стороной. Они отдавали приказы, запрещающие укрывать у себя евреев, а им самим запрещали передвигаться по дорогам.

Акции по истреблению были спланированными и носили преступный характер.

Все началось 5 июля 1941 года в Вонсоше, где жило 1700 человек — из них 700 евреев. В ночь на 6 июля деревню окружили специально отобранные для акции поляки. Один из участников погрома дал такие показания: «Юзеф Л. Велел мне идти за сараи в Вонсоше, на ржаное поле, и следить там, куда будут прятаться евреи, потому что они будут бежать той дорогой. Ты будешь их возвращать, а мы с ними разберемся». Дальше он рассказывал, что «отправился туда с палкой — такой штакетиной от забора». Так что у акции были главари, они отдавали приказы, расставляли людей на окраинах городка и в полях, всюду, где могли спрятаться евреи. Одни должны были на телегах вывозить тела, другие — засыпать пятна крови песком. В своих показаниях свидетели подчеркивали, что убийцы пользовались заранее подготовленными орудиями: обитыми железом палками, пружинами с грузом… Чтобы изготовить такие предметы нужны время, план и идеи

Хоронили тела в самом лучшем месте: в глубоком противотанковом рве, который выкопала еще Красная армия. Потом эта схема действий повторялась в Радзилове, Едвабне, Щучине, Граево, Райгруде, Гонёндзе и других населенных пунктах региона.

— Кем были убийцы?

— Следует развенчать миф, будто за убийствами стояли крестьяне, неграмотный народ, какие-то массы. Милиция, которая организовывала и инспирировала убийства, состояла из местных элит: врачей, предпринимателей, довоенных полицейских. Из людей, которые пользовались уважением, к которым прислушивались. В Райгруде главным стал Л., учитель древнегреческого, который после очередных убийств отдыхал, ведя беседы со священником или оборачивая в бумагу свои любимые книги по древней истории. В Браньске все возглавлял довоенный лидер местного отделения Польской крестьянской партии, в Щучине — директор школы.

Главарями событий в Едвабне считаются братья Лауданьские, в книге Гросса они изображены примитивными монстрами. Но они были представителями местной элиты: у них есть совместные фотографии с епископом Ломжи, а это говорит об их общественном положении. У них была строительная фирма, они возводили школы, церкви. Когда в Едвабне искали сарай, чтобы сжечь евреев, они предложили тому, кто согласится предоставить свой, дать дерево на постройку нового. И сдержали обещание.

— Многие свидетели в вашей книге говорят, что погромы устраивались по приказу немцев, которые угрожали, что если поляки откажутся, они сожгут всю деревню. Немцы были в Радзилове, Едвабне, в Суховоле, в Кольно… А вы настаиваете, что евреев убивали поляки.

— Немцы подстрекали, угрожали, а иногда просто намекали. Они стремились к тому, чтобы поляки убивали сами, желая достичь пропагандистского эффекта и показать, что даже славянские народы хотят избавиться на своих землях от евреев.
В большинстве рассказов о погромах звучат, однако, замечания, что немцев в момент преступления в этих населенных пунктах не было. Там, где они оставались, они вели себя пассивно, делали фотографии.
После войны поляки сформировали миф, что у них не было другого выхода, иначе их бы расстреляли. Но на самом деле немцы взяли в свои руки власть на этих территориях только поздней осенью. Все лето 1941 руководством занималась польская милиция, которая могла помочь евреям, но этого не делала. Наоборот: в Гонёндзе она передала немцам список евреев для расстрела. В Браньске немецкий пост состоял из трех-четырех человек. Из города бежали 800 евреев, а войну пережили всего несколько десятков. Остальных поляки убили в окрестных лесах.

— Много дней и даже недель, а преступная атмосфера нарастала постепенно. Сначала милиция или народные патрули арестовывали евреев, которые сотрудничали с советскими силами. Это был сигнал, что убивать евреев можно быстро, без процессов и безнаказанно. Потом спираль насилия вышла на виток отдельных инцидентов. Чеслав Лауданьский (Czesław Laudański) бьет по лицу случайно встреченного на улице еврея, кого-то другого расстреливают за городом, кого-то топят в колодце. Начинаются первые ночные поджоги, сопровождающиеся разграблением имущества евреев. Позже поляки давали такие показания: «Ночью я слышал крики, но боялся выйти».

Когда погромщики стали чувствовать себя увереннее, они начали убивать днем. В Щучине, по показаниям Леона К., «Винцентий Р. и Доминик Д. нападали на евреев с ножом, это происходило в воскресенье, люди возвращались из церкви». Никто не реагировал. Потом однажды ночью появился призыв: «У кого хватит духа, айда с нами бить евреев». Начинаются массовые убийства: в Вонсоше на улицах и в своих домах убили 1200 человек, в Щучине — 100. Тогда обычно появлялись немцы, давали разрешение на погром или одобряли сложившуюся ситуацию, делая объявление, что на евреев закон не распространяется, поэтому их можно убивать. В некоторых населенных пунктах погромы не были единичными: в Гонёндзе истребление евреев продолжалось две недели, каждую ночь.

— Как на массовые погромы реагировали жители?

— Со временем насилие стало казаться таким нормальным, что его никто не скрывал. Один свидетель в Вонсоше рассказывал, что двое жителей были «довольно смелыми убийцами. Среди бела дня они ходили, закатав рукава, с ножами, которыми резали евреев». «Винцентий Р. убил еврея, фамилии которого я не помню, на глазах всего Щучина», — давал показания другой свидетель.

— Правда ли, что евреев так терроризировали, что они обращались за помощью даже к немцам?

— В это сложно поверить, но такие случаи были в Граево, Едвабно, Гонёндзе. Там местная милиция заперла мужчин-евреев в сарае, а оставшиеся без защиты женщины стали объектом нападений. Только в одну ночь с 20 на 21 июля 1941 года поляки убили 20 евреев: кого-то ударили ломом, кого-то повесили, кого-то не захотел прятать соседа и не открыл дверь… Немцев в городке не было, они располагались неподалеку в крепости Осовец. На следующий день отчаявшиеся евреи заплатили немцам, чтобы те приехали в Гонёндз и защитили их, патрулируя город. Сработал такой механизм: заплатите, иначе мы позволим полякам вас убивать.

— В показаниях появляется также тема изнасилований. Каков был их масштаб?

— Насилие над еврейками было нормой. Свидетели рассказывают о групповых изнасилованиях: в домах, в парках, скверах, у церквей, на улице. Никто не реагировал. Полька из Гонёндза вспоминала: «Франчишек К. насиловал юных четырнадцатилетних евреек, во дворе я своими глазами видела кровь». Одна женщина рассказывала, что ее сосед насиловал евреек. Но делала она это так, будто видела одичание не в самом факте насилия, а в том, что это были еврейки: для нее это было хуже, чем пользоваться услугами проституток.

Появляются описания садистских сцен из Вонсоша и Кольно, где женщин заставили раздетыми бегать по улице. В Гонёндзе евреев выгнали «пастись на луг», заставив есть траву. Хелена А. рассказывала, что в Райгороде видела, как один поляк «бил стекло, а потом гнал по нему босых евреев купаться в озере, подгоняя их ударами веревки». В Суховоле евреев сгоняли в реку. Из показаний Яна В. мы можем узнать, что «все сбежались посмотреть, как топят этих евреев». Убийство воспринималось как спектакль.

— Что использовалось для убийства?

— Все, что было в деревне или городке под рукой: пилы, палки, штыки, топоры. Кто-то убивал мясницким колуном, кто-то рассказывал, что поляки «заставляли людей ложиться навзничь, приставляли им к горлу лопаты и вбивали их ногами. И все, человека не было». На детей жалели пуль, их убивали ударами о мостовую, стены. В Радзилове милиционер пытался ради экономии убить одной пулей 10 детей, поставив их в ряд. Погибли не все, некоторых похоронили живьем.

— Мотив шевелящейся земли, под которой погребены еще живые люди, звучит в рассказах свидетелей часто.

— Поляки, у которых такого опыта не было, учились массовым убийствам. В первых сообщениях говорится о том, что людей топили в колодцах, прудах, дренажных рвах. Потом стало понятно, что убивать людей на улицах и вывозить тела за город неудобно. Начали копать ямы в окрестных лесах и полях и отводить туда жертв. «Феликс Б. взял штык и колол им по очереди каждого еврея под левую лопатку, люди, которые с ним были, разбивали заступами им головы, (…), потом их засыпали землей», — это рассказ из Райгорода. Оказалось, что эффективнее и дешевле всего сжигать людей в сараях.

— После погромов немцы организовали гетто. Кто ими управлял, раз, как вы говорите, самих немцев на этих территориях не было?

— На рубеже 1941-42 годов немцы сформировали в городках свою администрацию, а вместе с ней так называемую hilfspolizei, вспомогательную полицию, в ряды которой вступали те поляки, которые до этого состояли в народных дружинах и проявили себя на почве убийств. Они завоевали этим доверие оккупантов. Часть таких людей шла на службу к немцам, а часть, расправившись с евреями и коммунистами, — в Армию Крайову или Национальные Вооруженные Силы (правая подпольная военная организация движения Сопротивления в Польше во время Второй мировой войны и в послевоенные годы, — прим. пер. ). В Щучине Р., служивший в народной дружине, вступил в немецкую полицию, и его назначили комендантом созданного в начале 1942 года гетто. Он организовал целую систему найма еврейских женщин для работы на полях христиан.

— Евреев низвели до роли крепостных?

— Запуганные, униженные, потерявшие близких люди использовались как дешевая рабочая сила в Щучине, Райгороде, Гонёндзе. Местные крестьяне обращались в польскую милицию, которая имела полную власть над евреями, и нанимали их на работы. Крестьяне платили полякам, а тем приходилось делиться с немцами. Платили яйцами, маслом, бензином, украденными у евреев ценностями. В рассказах сквозит удовольствие от того, что еврея можно было превратить в раба, это воспринималось как своего рода месть.
— Почему вы вообще начали читать эти документы?

— Это для меня личная история. Моя семья происходит из Подляшья, мой любимый дедушка жил в деревне под Тересполем. Я жил во Вроцлаве и ездил туда на каникулы. В 2011 году в этой деревне, буквально в паре сотен метров от нашего дома, обнаружили массовое захоронение. Я почувствовал, что моя детская Аркадия оказалась на кладбище. Меня удивляло, почему дедушка ни разу не говорил об этих могилах, ведь он не мог о них не знать. Дедушка был антисемитом, как, впрочем, и мой отец, «евреи» у него всегда были повинны во всех бедах мира. При этом он с большой теплотой вспоминал немецких офицеров, которые ночевали у него в избе. Деда и отца уже не было, так что я начал искать информацию в архивах.

— Что вы обнаружили?

— Состояние документов, связанных с преступлениями против евреев в Институте национальной памяти в Белостоке отражает уровень интереса историков и прокуроров к описанию и прояснению тех событий. Когда я брал эти бумаги, мне говорили: «зачем это читать, эти истории уже описаны». По документации архива было видно, что некоторые показания читались впервые. Несистематизированные, с неполными описаниями, в плохом состоянии, зачастую практически покрывшиеся плесенью… Зато, если взять документы, связанные с «проклятыми солдатами» (участники антисоветского и антикоммунистического вооруженного подполья в 1940-50-е годы, — прим. пер.): профессионально обработанные, заламинированные, описанные вплоть до каждой фамилии, населенного пункта, подразделения.

Из судебных документов следует, что 80% дел людей, совершивших в годы Второй мировой войны преступления против польских граждан еврейского происхождения, завершились их оправданием.

Миф о мирном довоенном мультиэтническом симбиозе в этих городках восточного приграничья рухнул. Показания демонстрируют, что поляки ничего не знали о своих еврейских соседях, очень часто они не знали даже их фамилий! Когда их просили перечислить фамилии погибших, они использовали прозвища, клички: «Морковь», «Петрушка». Это показывает, что они соотносили этих людей только с родом деятельности, которым они зарабатывали на жизнь. В данном случае — торговлей овощами.

— Когда я еду в свой родной Августов, я проезжаю города, которые вы упоминали. Но ни в школе, ни дома никто о погромах не рассказывал.

— Потому что мы вытесняли эти убийства из памяти и затирали следы. В Райгороде, в лесу, где застрелили 40 евреев, местные власти после войны сначала устроили место утилизации костей животных с бойни, а потом свалку. Мемориальной доски там до сих пор нет. Говорят, что идентифицировать массовое захоронение невозможно, так как человеческие кости перемешались с костями животных. Я не хочу вас огорчать, но в Августове тоже были погромы.

До того, как я начал читать эти документы, я был городским активистом, скаутом, учителем, я постоянно хотел сделать что-то, чтобы сделать людей и общество лучше. Но с тех пор, как я начал по несколько часов в день читать эти показания, я утратил веру в человека.

— А что с вашей деревней?

— Оказалось, что там убивали евреев из Тересполя, который находится неподалеку. Однажды дедушка подарил мне коллекцию монет и серебряные часы. Я очень обрадовался такому подарку, это для меня сокровенные предметы. Но сейчас я задаю себе вопрос: откуда крестьянин, единственным имуществом которого была корова или лошадь, взял царские часы? Или коллекцию монет из разных уголков мира с серебряными царскими рублями?

— И как вы себе ответили?

— Возможно, дедушка принимал участие в казнях? Возможно, он раскапывал могилы или участвовал в погромах. Я не углублялся в эту тему, у меня не хватило духу.

70 лет тому назад, 4 июля 1946 года, произошло одно из самых страшных событий нашего времени — погром в Кельце. Погром последовал примерно через год после Холокоста, жертвами которого были миллионы евреев.

Кельце - административный центр воеводства, город средней величины в Центральной Польше. Несколько сотен евреев, избежавших уничтожения, жили в 1946 году в этом городе, большинство из них на улице Планты в доме № 7, принадлежащем еврейской общине.

4 июля 1946 года несколько часов по городу распространялся слух, что пропавший девятилетний польский мальчик стал жертвой ритуального убийства, совершенного евреями из дома на улице Планты. Вскоре перед этим домом собралась толпа жителей Кельце. То, что пропавший мальчик уже вернулся домой, в этот момент никого не интересовало. Жаждавшая крови толпа ворвалась в дом. Евреев, мужчин и женщин, стариков и детей, выбрасывали из окон. Лежавших с повреждениями на улице добивали железными прутьями, дубинами, молотками. К концу дня улица перед домом была покрыта кровавым человеческим месивом. Зверски были убиты 42 человека.

Ицхак Цукерман - “Антек”, один из руководителей восстания в варшавском гетто, после войны оставался в Польше. Когда до него дошла весть о погроме, он поспешил в Кельце. Там он увидел ужасающую картину. Изуродованные трупы, убитые беременные женщины с распоротыми животами. Об этом он позднее напишет в своей автобиографии. Среди живших в Польше евреев воцарился страх. Многие из них в течение ближайших месяцев покинули страну.

Еще до драмы в Кельце пассажиров-евреев выбрасывали из вагонов на ходу поезда. После погрома такие убийства участились. Юлиан Тувим, известный польский поэт, в июле 1946 года писал своему другу Й. Штаудингеру: “...я хотел поехать поездом в Лодзь. В связи с известными тебе событиями для меня безопаснее отложить поездку на более благоприятное время...”

После погрома среди потрясенных людей циркулировали самые разные догадки о том, какие политические круги инспирировали это преступление. Станислав Радкевич, министр безопасности Польши, во время встречи с представителями Центрального комитета польских евреев, требовавших от правительства энергичных шагов, сказал: “Вы, может быть хотите, чтобы я сослал в Сибирь 18 миллионов поляков?”

Глава польской католической церкви кардинал Хлонд в привлекшем большое внимание заявлении о погроме выразил мнение, что вина за ухудшение взаимоотношений между евреями и поляками “...в значительной степени должна быть возложена на евреев, занимающих сегодня в Польше руководящие посты, пытающихся ввести структуры и порядки, отвергаемые большинством польского народа”.

Общественное мнение Польши десятилетиями замалчивало эту трагедию. И только в 1996 году министр иностранных дел Дариуш Росати в письме Всемирному Еврейскому конгрессу в 50-ю годовщину погрома заявил: “Мы будем оплакивать жертвы погрома в Кельце. Этот акт польского антисемитизма следует рассматривать как нашу общую трагедию. Нам стыдно, что Польша совершила такое преступление. Мы просим у вас прощения”.

Впервые подобные слова произнес польский политик. За кого он просил прощения?

Он просил прощения за шлифовальщика Марека с металлургического завода, который с сотнями других рабочих штурмовал дом на Планте, чтобы убивать евреев.

Он просил прощения за пани Чезию, которая, возвращаясь с базара, подняла палку, чтобы размозжить лицо выброшенной из окна 2-го этажа еврейской девушке, еще показывающей признаки жизни.

Он просил прощения за сапожника Юрека, который, прибив молотком подошвы бывших у него в починке ботинок, поспешно закрыл мастерскую и разбивал этим молотком головы жертв.

Он просил прощения за паненку Асю и ее жениха Хенрика, бросавших камни в выволакиваемых из дома людей.

Он просил прощения за зеленщика Януша, покинувшего свою лавку, прихватив железный прут, и вернувшегося туда через 3 часа, облитым кровью жертв.

Он просил прощения за миллионы поляков, которые равнодушно молчали.

Конечно, это преступление, если сравнить его с тем, что творили немцы с евреями, только строчка в истории этого столетия, и все же... Просто невозможно было себе представить, чтобы через год после величайшей трагедии еврейского народа в центре одного из городов так зверски убивали людей.

Но разве не многое, что случилось в этом столетии, казалось невозможным — и все-таки произошло?»

Вторая мировая. Как поляки убивали евреев

Поляки - настоящие европейцы, без обмана. В этом вы можете убедиться сами, прочитав следующие два материала на одну и ту же тему. Писатель Трычик - сильный человек. Писать о том, о чем хочет забыть целый народ - это одно, а признать, что ты потомок (возможно) убийцы и всё равно продолжать "копать" - необходимо иметь большую смелость. Автор книги суров к себе и своим предкам.

Между прочим, именно поляки в 1938 году, в союзе с Гитлеровской Германией, одновременно вторглись в суверенные земли европейской Чехословацкой Республики, страны-члена "Лиги Наций. Свой набор антиеврейских законов, аналогичный нацистским, которые были осуждены Нюрнбергским Трибуналом, поляки приняли в середине 1920-х - на десятилетие раньше нацистов!

Не только евреям досталось от поляков, например в сентябре 1939 года поляками был устроен геноцид немецкого населения Бромберга и Шулитце. А уже после войны куда-то исчезли полтора миллиона силезских немцев.

Ну и конечно первый концлагерь на территории Польши построили отнюдь не немцы, а сами поляки ещё до начала Второй Мировой в Березе-Картузской, где творились ужасы ничуть не хуже, чем потом в Аушвице, Биркенау или Дахау.

Как польские крестьяне помогали убивать евреев

Опубликовано в "Die Welt" , Германия.

Канадский историк изучил вопрос о том, как поляки католического вероисповедания помогали немецким оккупантам в охоте за скрывавшимися евреями. В качестве вознаграждения можно было получить сахар, водку и бывшую в употреблении одежду.

Помощь из своекорыстия и жажды прибыли — можно ли вообще назвать нечто подобное помощью? Не присутствует ли в данном случае, по крайней мере, определенное количество альтруизма? К Михалю Козику (Michal Kozik) это, очевидно, не относится. С 1942 года по 1944 годы этот поляк-католик прятал еврейку Ривку Глюкман (Rywka Glueckmann) и двух ее сыновей в своем доме в городе Домброва-Тарновска (Dabrowa Tarnowska), расположенном примерно в 80-и километрах к востоку от Кракова.

Козик предоставил им убежище, но требовал за это деньги. Когда троим беглецам уже нечем было платить, он убил их топором. Крики этих людей слышали в нескольких соседних домах. Многие польские евреи искали для себя убежище во время Второй мировой войны. Дело в том, что немецкие оккупанты занимались «зачисткой» гетто, в которые в 1939-1940 году они были насильственно переселены, а затем жителей гетто отправляли в лагеря смерти. Пытаясь избежать депортации, многие евреи скрывались в сельской местности. Они прятались в лесах или искали защиты у местного населения.

Для обнаружения скрывавшихся евреев немецкие полицейские, ответственные за поддержание оккупационного режима, пытались склонить преимущественно католическое и антисемитски настроенное сельское население к оказанию помощи в розыске евреев. Часто эти поиски превращались в охоту, продолжавшуюся несколько дней или даже целую неделю. Историк Ян Грабовски (Jan Grabowski) из Оттавского университета представил недавно в своей книге «Охота на евреев. Предательства и убийства в оккупированной немцами Польше» (Judenjagd. Verrat und Mord im deutsch besetzten Polen) результаты исследования этого аспекта Холокоста, который до последнего времени по большей части не замечался.

В принципе, во враждебном отношении к евреям и в преступлениях, совершенных против них в XX веке в Польше, нет ничего нового. Наиболее известное преступление против европейских евреев после войны было совершено 4 июля 1946 года в городе Кельце. Польские ополченцы и гражданские лица в ходе погрома напали на людей, переживших ужасы национал-социалистического безумия, а спровоцировали эти события распространившиеся слухи о похищении ребенка, якобы совершенного евреями.

В ходе погрома были убиты 42 человека. Так же хорошо изучена и кровавая бойня в Едбавне. В этом небольшом городке, расположенном к северо-западу от Варшавы, 10 июля 1941 года толпа поляков согнала еврейское население на площадь. В присутствии немецких оккупантов некоторые евреи еще по пути были подвергнуты издевательствам и убиты, а остальных загнали в сарай и сожгли там заживо. В огне погибли в общей сложности 340 человек — мужчины, женщины и дети.

Когда американский историк Ян Гросс (Jan Gross) детально описал эти события в своей вышедшей в 2001 году книге «Соседи», эта публикация привлекла к себе интерес в Польше, а также в других странах. По мнению Гросса, все эти бесчинства не были спровоцированы немцами, и они не принимали в них участия, а присутствовавшие при этом люди в немецкой военной форме лишь снимали происходившее на пленку. Хотя польский Институт национальной памяти не смог опровергнуть результаты исследования Гросса, его подвергли резкой критике за то, что они приписал полякам активную роль в Холокосте.

Новое исследование Грабовски основано на польских, еврейских и немецких источниках, то есть на документах, свидетельских показаниях, а также на материалах судебных процессов, происходивших после войны. В его книге описаны специально организованные поиски евреев, которые проводились до чисток в гетто в 1942 и 1943 годах, а также во время них. Грабовски еще больше заостряет тезис Гросса. Ведь в Едбавне присутствовали, по крайней мере, «немецкие операторы», тогда как, по мнению Грабовски, в окрестностях города Домброва-Тарновска некоторые поляки по собственной инициативе и без участия немецких подразделений убивали евреев, скрывавшихся в их местности.

Депортация варшавских евреев в лагеря смерти

В надежде сохранить свою жизнь многие местные евреи бежали из гетто в леса и деревни этого округа. Они прятались в землянках и в других убежищах, а также в амбарах, конюшнях и бараках. Иногда они скрывались в подвалах или на чердаках в домах польских крестьян. Эти евреи жили в постоянном страхе и боялись, что будут обнаружены — или умрут с голоду.

Грабовски разделяет «охоту на евреев» на две фазы. Первая была непосредственно связана с «зачисткой» гетто и проводилась преимущественно немецкими спецподразделениями, польской строительной службой Baudienst и еврейской «Службой порядка». Тот, кому удалось избежать преследования на этом этапе, становился мишенью в ходе второй фазы. Помимо немецких подразделений, в ней принимали участие отряды так называемой «голубой полиции», то есть поляки-полицейские, подчинявшиеся оккупационным властям.

Конечно, сельское население получило указание принять участие в этой охоте. Однако нередко в этом не было необходимости: многие гражданские лица, как следует из документов, участвовали в устроенной охоте на людей вполне добровольно и демонстрировали при этом усердие: они сообщали о скрывавшихся евреях полицейским, которые их либо сразу расстреливали, либо отправляли в близлежащие места сбора, где их потом убивали. Часто местом подобных сборов были просто еврейские кладбища.

Как и во время охоты на зверей, польские крестьяне прочесывали леса, используя при этом палки для того, чтобы скрывавшиеся люди оказались в конечном итоге в руках ожидавших их на краю леса ополченцев. Местные жители поджигали хижины, где, по их мнению, могли прятаться евреи, или бросали гранаты в подвалы, в которых они скрывались. Они выбивали двери и вышибали окна для того, чтобы обнаружить там евреев. Точно нельзя назвать количество евреев, которых польские крестьяне убили собственноручно. Только в Домброва-Тарновска погибли 286 человек.

С помощью наказаний и поощрений оккупационные власти пытались обеспечить участие местного населения в организованной ими охоте. За каждого обнаруженного или убитого еврея выдавалась премия — например сахар, водка, картофель, масло или одежда схваченного человека. А того, кто помогал скрывавшимся евреям, в худшем случае могли и убить.

Тем не менее некоторые поляки оказывали евреям помощь. Но требовали за это много денег. Они заключали сделки с людьми, оказавшимися в безвыходном положении. Были и такие люди, которые прятали у себя евреев из любви к ближнему. 286 человек были убиты, однако около 50 человек в этом округе были спасены, и они остались живы благодаря поддержке поляков-христиан. Однако подобные случаи были исключениями.

На примере города Домброва-Тарновска Грабовски показывает: если бы не было участия местного населения, то большее количество евреев смогли бы пережить холокост. Мотивы были различными: подстрекательство со стороны немцев, надежда на получение вознаграждения, страх наказания или просто существовавшие в течение столетий антисемитские предрассудки и обыкновенная корысть. А также, естественно, то одичание, к которому приводила постоянная антисемитская пропаганда оккупантов.

Конечно же, результаты исследования Грабовски ничего не меняют в отношении тех немцев, которые несут ответственность за гибель миллионов евреев. Однако они дополняют картину, делают ее более ясной. Любые попытки поставить под сомнение Холокост с помощью ссылок на атисемитские настроения поляков-католиков, совершенно не затрагивают сути самого вопроса.

Источник :